Ухан с хмурым и озабоченным видом сидел рядом с кроватью, утонув в массивном кожаном кресле – тоже оранжевом, и довольно-таки неприветливо рассматривал меня. Матово-серая сфера дроида парила в метре над его левым плечом. Похоже, теперь «Опекун» – его любимая игрушка, раз он не расстается с ним даже в номере.
– Ну и как твое самочувствие?
Я отвел взгляд в сторону. Ближе Ухана мне были только родители, но говорить с другом не хотелось. Вообще говорить ни с кем и ни о чем не хотелось. Странное состояние раздвоения. Я сам себя не узнавал. Словно мое тело находилось здесь, в комнате, а сознание витало где-то в другом месте, наблюдая за Уханом со стороны, и ему было абсолютно наплевать, что тут происходит.
– Давно мы в этой гостинице?
– Со вчерашнего вечера. Хорош, ничего не скажешь. Не помнишь даже, как мы тебя сюда тащили.
Он протянул руку, сгреб мою одежду с передвижной вешалки, стоявшей у изголовья кровати, и кинул мне на колени. На вешалке остался висеть пояс со станнером, но оружие меня сейчас тем более не интересовало.
– Одевайся, Вождь, время не ждет. Иначе Зайда придет сама и поторопит тебя. Ты этого хочешь?
– Мне все равно. Хоть сам Господь Бог.
Тем не менее я принялся натягивать брюки и рубашку.
– Неудивительно, что тебе все равно, – проворчал Ухан. – У тебя еще не закончился отходняк после «черного рая». Внутри словно пустота и холод, верно? И еще – легкая эйфория, мешающая воспринимать что-либо всерьез?
– Откуда ты знаешь? – вяло поинтересовался я.
– Прочел в Сети. При желании там можно отыскать все, что угодно. В том числе и симптомы постэффекта от этой наркоты. Пришлось ее вколоть, когда тебя выворачивало наизнанку… Ты хоть представляешь, как нас напугал, дурень? – И без того непривычно хмурое лицо Ухана потемнело еще больше, смахивая теперь на грозовую тучу – на какой-то миг он даже показался мне незнакомым человеком, хотя дружили мы с самого детства. Никогда не видел, чтобы он так переживал по какому-либо поводу, обычно с его физиономии не сходит лениво-добродушное выражение. Правда, в окрестностях Ляо никогда не происходило ничего серьезного, поэтому так ругаться ему тоже не приходилось. – Чего молчим? Нечего сказать?
– Ухан. – Я немного помолчал. – Не трать свое красноречие даром. У меня такое чувство, что если на моих глазах сейчас кого-нибудь пристрелят…
– Например, меня.
– …то я особо не огорчусь.
– Я вижу, что даже Зайда тебя не пугает, а она, между прочим, весьма тобой недовольна. Но после «черного рая» именно такие симптомы, так что, наверное, все нормально. Главное – постарайся не хамить ей, как мне.
– Кстати, а что будет потом, когда закончится действие «черного рая»?
Бесстрастность давалась легко – я действительно не испытывал беспокойства по поводу того, что боль может вернуться. Обмен фактами, и не более того.
– Ничего не будет. – Ухан пожал широкими плечами, обтянутыми дымчато-голубым свитером. – Станешь самим собой, и только. Для этого тебе эту дрянь и вкалывали, чтобы нейтрализовать последствия. Ощущения, испытанные в симуляторе, должны остаться в памяти как нечто давным-давно пережитое, не стоящее внимания. Лично я с большим удовольствием накостылял бы тебе по шее, чтобы освежить чувства. – Ухан наклонился вперед и проникновенно спросил: – В самом деле, Сомаха, какой черт тебя дернул? Мы ведь сюда не развлекаться приехали, причем Дед именно тебя выбрал старшим. А ты что вытворяешь?
Я вздрогнул, перед глазами словно вспыхнула картина скалы, дым и пламя реактивных струй «Снайпера», бьющее в мое биомеханическое тело, плавящаяся НК-броня и боль, нестерпимая бесконечная боль…
Кровь отхлынула от лица, но наваждение тут же прошло, сгинуло.
– Или я не прав? – Ухан заметил мою реакцию и встревожился: – Что-то еще осталось? Тебе плохо?
– Не важно. Куда идти?
Я закончил одеваться и поднялся с кровати, намереваясь двинуться к двери. Но Ухан живо встал и загородил дорогу:
– Знаешь, Вождь, меня пугает то, как ты выглядишь, – доверительно сообщил наш белобрысый здоровяк, опустив тяжелую руку на мое плечо и с неподдельным беспокойством заглянув мне в глаза. – Прямо как зомби. Возможно, хороший завтрак и глоток чего-нибудь бодрящего заставят тебя немного встряхнуться, прийти в себя. Не знаю. Но у нас сегодня еще масса дел, а в таком состоянии ты мало на что годен. Что скажешь?
– А что ты хочешь услышать? – равнодушно спросил я. – Что мне очень жаль? Хорошо – мне очень жаль. Только у этой фразы нет внутреннего содержания, одна форма.
– Ладно, понимаю. – Ухан вздохнул. – Мы еще поговорим на эту тему, когда ты оклемаешься. Пошли, что ли.
Соседняя комната номера оказалась оформлена в сиреневые тона разной насыщенности – потолок светлее, пол темнее, стены – среднее между полом и потолком. Подходящее местечко для вечеринки, все участники которой – свеженькие утопленники. Очень даже соответствует текущему настроению. Зайда с Мараной дожидались нас на мягком диванчике, расположенном справа от широкого, почти во всю стену окна, перед ними стоял небольшой столик на колесиках, на нем – оформленная в виде сиреневого цветка ваза с незнакомыми лимонно-желтыми фруктами и графин, наполненный прозрачной жидкостью – питьевая вода или бесцветный тоник.
– А вот и наш герой, – с откровенным неодобрением фыркнула Марана, заметив мое появление.
Вот же люди, нет чтобы подбодрить… Рядом с огромной бикаэлкой казалось, почти целиком заполнившей собой диван, сестренка смотрелась хрупким и беззащитным ребенком лет пяти, которого взрослая тетя посадила рядом с собой в виде особой милости. На Зайде был серебристо-серый (ее любимые цвета) пыльник, скрывавший тело с ног до горла без единого зазора для всепроникающей пыли. Мы и сами вчера щеголяли в таких же костюмах, но на нас местная одежка висела мешковатыми складками, а у Зайды, несмотря на ее внушительные размеры, пыльник был идеально подогнан и выглядел вполне прилично. Каким-то образом бикаэлке всегда удается выглядеть щеголевато-подтянутой, она очень тщательно следит за своей внешностью. Еще бы. Ее вид – реклама для клиентов, собирающихся воспользоваться ее услугами. Мало ведь кому понравится неряшливо одетый профи с мешками под глазами от выпивки и недосыпания, поэтому наша Зайда – образец для подражания. Всегда, в любое время дня и ночи бодра и свежа.